Ознакомительная версия.
– Машу купает! Позвать?
– Варь, позови! Очень нужно!
Варя идет через гостиную, командует Юльке «Пошли со мной!», и меня сменяют на боевом посту.
Варвара идет к своему учебнику, я – к телефону в прихожей, и теперь могу слышать одновременно, как в ванной Юлька «разлагает» нашего ребенка (Юлька: «Тютюсенька моя! Машулька моя любимая!», капризный голос Машки: «Сисечку поцелуй!»), а в телефонной трубке радостный голос Витьки верещит: «Слышь, Толь, мы тут с ребятами, скучно что-то, может мы к тебе подскочим, посидим на кухне, попоем, выпьем… Толь, мы тихонько!
– А мы – это сколько?
– Да я, Серега, Женька, Колян еще…
– Ладно! Только не звоните в дверь – постучите! Мне Машку укладывать спать нужно!
Через полчаса слышен шум на лестничной клетке, громкие голоса, приказ, судя по содержанию и интонациям, отданный старой противной соседке снизу, вечно сующей нос во все: «Быстро спряталась в помещении! Иначе – огонь на поражение! Серега, дай пистолет – я свой в сейфе в отделе оставил!»
Это называется – тихо. Но когда я наутро начинаю ребятам указывать на это, они мне логично возражают в ответ, что я просил их тихо себя вести в к в а р т и р е – я Машку спать не в подъезде укладываю…
Услышав шум в подъезде, я иду в спальню и говорю – Рукавишникова, твоя медицинская помощь требуется! Варя молча лезет в высоко подвешенный над столом шкафчик с лекарствами (чтобы Машка добраться не могла) за нашатырем…
Потом мы заранее открываем дверь квартиры, потом затаскиваем по одному искательно улыбающихся «товарищей», что-то пьяно бормочущих и рассаживаем их на кухне за стол, потом Варя дает каждому выпить по паре глотков воды с каплей нашатыря, и водит под носом у них ваткой с тем же нашатырем…
Чуть позже в кухню заглядывает Юлька, видит эту картину и восклицает: «Варь, они же наверняка голодные, опять пили, почти не закусывая…», а Варя отвечает: «Уже поставила разогревать мясо. Почисти картошку, Юль! И нарежь сыр и колбасу – возьми в холодильнике, ну, ты знаешь, где!».
И затем в течение часа моих друзей вытрезвляют, кормят, иногда Варя садится с нами, и сидит, сочувственно глядя на нас.
«Нужное» состояние для того, чтобы «захотелось петь», наступает лишь еще через час, когда новые порции спиртного «удачно ложатся на ранешнее», языки развязываются вновь, и вот мы уже поем под гитару тихими и, как ребятам кажется, проникновенными голосами…
А Варя и Юля давно спят на нашей супружеской постели, а мне постелено на этот раз на диване в гостиной…
Иногда, когда мы сидим до утра, Варя занимается нашим вытрезвлением после того, как проснется и поднимется. У нее всегда были таблетки этого невиданного чуда – «Алкозельцера», нас ими снабжала Юля, которая привозила их от папы-заместителя министра…
Один раз у Жени Старикова наступил сердечный спазм: он закатил глаза, стал задыхаться, и только Варя спасла его – она стала тереть ему уши, а когда он пришел в себя, накачала его медикаментами…
В другой раз Сережиному сыну понадобился редчайший препарат – церебролизин, и Варя через Юлю достала в Москве Сереге это лекарство…
Она никогда не отказывала никому в помощи.
Поэтому ребята любили и уважали Варю. Еще и за то, что она никогда и слова не сказала, если они являлись вот так вот на ночь глядя и нарушали все наши планы…
Но нужно сказать, что сами ребята это учитывали, и с этим считались. И в общем-то не сильно нам досаждали неожиданными ночными визитами – ну, не чаще пары раз в году.
Когда однажды во время очередной пьянки мы обсуждали дело директора гастронома «Елисеевский» в Москве (расстрелян по приговору суда) и кто-то упомянул черную икру (осетровых рыб), которой в числе прочего дефицита торговали в «Елисеевском», вдруг выяснилось, что никто из ребят никогда не пробовал этой икры. Я сначала удивился (сам я родом с Каспия, и уж черной икрой в детстве полакомился), а потом пообещал ребятам угостить их икрой.
Придя вечером с работы домой, я обнаружил Юльку. полулежащую на диване и лениво рассматривающую что-то на экране телевизора, и сидящую рядом Варю, которая штопала мои носки.
– Накормят чем-нибудь голодного милиционера? – спросил я.
– Запросто! – сказал Варя.
Она сунула «штопку» в руки Юльке и пошла на кухню. А Юлька продолжила ее дело, бормоча и поглядывая в мою сторону:
– Как штопать носки – так я… А этот мужик даже никогда не погладит упругую девичью грудь, не коснется влажных нежных губ, не…»
– Не погладит! – отвечаю я. – Но коснется! – И легонько чмокаю ее в губы.
– Ужинать! – зовет нас Варя. И из своей комнаты выходит Машка. Когда мама дома и занимается ее воспитанием, наша дочь ведет себя сдержанно, она разговаривает тихим голосом и все делает неторопливо. Впрочем, так же она ведет меня и со мной, но…
Но Юлька тут же на цыпочках подскакивает к ней и начинает щекотать, а Машка, чтобы не завизжать, зажимает рот ладошками, и тогда вмешиваюсь я: Юлька объята дружеской рукой за плечи и направлена движением оной на кухню, Машка подхвачена на руки и расцелована, и вот мы все сидим за кухонном столом, еле помещаясь за ним, и чинно ужинаем…
А вот когда я во время ужина говорю о черной икре, о своем обещании ребятам, Юлька морщится и роняет брезгливо:
– Монасюк, эта черная икра такая гадость! Но ты прав, ребята защищают граждан, их имущество, имущество государства, а сами ни разу не ели какой-то там икры!
– Чудновская, ты по делу говори, пожалуйста! Где икру взять?
– Господи! – Юлька встает. – В Москве сейчас… как раз три часа дня, так что позвоним папе на работу…
Идет, звонит по междугороднему в Москву, и возвращается через полчаса с довольным видом:
– Мама собирается через месяц ко мне – навестить, вот и привезет тебе три баночки…
Только у Юльки все получается вот так легко и с п о р о – ведь иногда в Москву не дозвонишься по полдня. Но только не Юлька.
– Сколько я тебе…
– Да брось ты! – Юлька машет рукой. – Мне твои ребята тоже нравятся. Будешь угощать – скажешь, что это – от нашего стола – их столу!
Через два месяца я устроил после работы у себя дома «выпивку с икрой» для ребят.
А девочки накануне напекли блинов. К черной икре…
А когда в 1982 году меня исключали из членов КПСС (из компартии), все инспектора – члены КПСС (таких было трое) голосовали против исключения. А все отделение уголовного розыска не уходило домой, ребята сидели по кабинетам и ждали результата.
Дело было так.
В 1982 году я написал и послал в журнал «Коммунист» статью на шестидесяти листах, в которой доказывал, что в стране начались опаснейшие процессы перерождения граждан и изменения основополагающих структур в экономике, внутренней политике и что необходимо провести общепартийную дискуссию по всем этим вопросам и наметить новую стратегию действий партии и правительства.
Ознакомительная версия.
